День пятый, последний. Не последняя страница.

Ну, вот он и наступил – самый кошмарный для организаторов день. За ночь надо сделать дипломы хотя бы детям и коллективам, утром разложить всем подарки по интересам. И в Центре творчества «На Вадковском» снова рабочий день, а значит, помещений не хватает, и довольно быстро нужно помыть и навести порядок везде, где мы были.

Да, волонтёры – спасители! Но успеть и не забыть сделать в этот день всё, что нужно, в этот день просто невозможно.

А ведь самое главное – не технические проблемы, а творческие итоги! Как сохранить для них энергию, свет и радость?

Звонок (или это было ночью?). Юлия Рыбакова: Саша, если ты хочешь мне помочь срочно найди музыкальные яйца!

— ???

— Ну что ты не понимаешь, в банке. Они должны быть в банке. Штук сорок!

— ???

— Ах, Боже мой! Шейкеры! Понимаешь? Шейкеры! … Ну ладно, мне всё равно некого за ними отправить. Обойдусь мыльными пузырями».

Утро начинается трудно. Мы мечтали о том, что фестиваль будет закрываться спектаклем «Симона» по повести «Чудаки и зануды» Ульф Старк коллектива из Барнаула. Но они не смогли приехать.

Решили поставить на финал «В конце ноября» по повети Туве Янсон в постановке ТЮМа. Решение это далось нам непросто. Спектакль хрупкий, неустойчивый. Это было видно на плёнке.

Молодой режиссёр Андрей Задубровский выбрал хороший материал: малоизвестную, но очень интересная повесть из цикла о «Муми-троллях». Она звучит очень актуально, и созвучна возрасту исполнителей. И, конечно, это прекрасный текст. История о том, как научиться жить в мире, который покинули его создатели и хранители. Как научиться самим создавать уют и тепло, слышать, беречь и понимать друг друга. У героев спектакля это не получается, но они чувствуют, что этому нужно учиться!

Участники работают очень серьёзно и сосредоточенно (может, даже слишком). Режиссёр стремится использовать современные выразительные средства. Он чувствует, что есть что-то трудновыразимое ЗА текстом. Но…

Выстраивать события через актёров он пока не умеет. И поэтому хрупкая ткань спектакля то и дело рвётся. Жизнь на сцене мерцает.

На родной сцене актёрам удалось не потерять зал, хотя это было трудно. Но случится ли тут?

Письмо. Ольга Шевнина: «Сегодня обсуждали ТЮМ. Мне показалось, что режиссёр нас услышал. На беду обсуждение было в параллель с лабораториями, очень мало пришло руководителей.

А в зале просто спали. Дети просыпались только на вопли Филифьонки: Подъем!»

Пост facebook. Алексей Обухов: «Красивая постановка, замечательная игра юных актёров — все образы держались и были выразительны. Добрая атмосфера зарисовок наивного мира Туве Янсон. Но зал спал… Видимо, не понята адресность самой пьесы и ее воплощения. На маленьких — не понятно. Для подростков — не цепляет, нет конфликта. Сложное искусство — театр, особенно во взаимодействием со зрителем».

Письмо facebook. Любмила Чистякова: «Труднее всего, наверное, играть спектакль, который закрывает фестиваль. Когда пол зала спит не потому, что скучно, а потому что силы уже на пределе, потому что заключительный спектакль похож на что-то, что очень надо, но очень трудно уже запихнуть в итак уже плохо закрывающийся чемодан».

А впереди последние часы лабораторий. Неужели участники уже так безнадёжно устали, что у них не хватит сил на последний рывок?

Если честно, об этом так никто и не написал ни в этот день, ни на следующий. Усталость, хлопоты, дороги, потом сразу подготовка к Празднику Победы. И вот в первый рабочий день мая я стала всех теребить: что же было? Что же там всё-таки было?

Письмо Vk. Катя из «Птицы»: «Мне понравилось присутствовать на лаборатории «Театральная журналистика», было интересно послушать о том, как ребята вместе с педагогами разбирают пространство и геометрию каждого спектакля, и самой было занимательно участвовать в обсуждениях. Удивило, как ребята, которых дали мне в команду, вместе со мной воодушевленно начали придумывать макет по спектаклю «Издалека долго», какие образы строили в голове и пытались воплотить в материальное творение».

Пост facebook. Анастасия Каширина: «В последний день работы журналистской лаборатории мы решали, как объединить макеты-впечатления в общую концепцию фестиваля. Шли от геометрических форм, используемых в спектаклях, фактур и пластических решений спектаклей, искали в них общий смысловой резонанс. В итоге ребята выделили НИТЬ, которая то играет (в Ярмарочном мальчике), то хаотично путается в Антигоне, то нервно скачет в Суете Сует и т.д. И образ нити объединяет все спектакли, но главное что у всех совпало, что у нити есть источник, это косточка из компота, схороненная и проросшая. Косточка, которую видно в первом видео, она лежит в скошенной коробочке, собиралась из намотанных проволочек и клубочков, что было неожиданно, но тоже символично».

Письмо Vk. Лада из «Птицы»: «Я была на кукольной лаборатории. Сначала мы много разговаривали, общались, слушали. Затем стали делать куклы. Из чего? Да из всего подряд! В моей сумочке нашелся платочек. У кого-то ключи, кольца, резинки. Все это мы задействовали в наши маленькие этюды, которые потом трансформировались в настоящий, пусть такой сырой и неказистый, кукольный спектакль. Мы плохо умели держать куклы, взаимодействовать с предметами и все прочее. Но! Зато мы попробовали. Это получилось куда труднее, чем кажется на первый взгляд. Я очень рада моему новому открытию. Благодаря этой лаборатории для меня стал известен еще один интересный путь в творчестве».

Письмо facebook. Анна Елисеева: «Финал кукольной лаборатории случился! — мы сделали Синюю птицу в трех сценах! Куклы наши это — тряпочки, платочки, резиновые перчатки, губки кухонные, телефоны, наушники- все, что смогли найти в кармане. А детей — взяли кукол из запасов театр Трям.

Перчатки — месяц, металлические губки — звезды, мягкие губки — блаженства, платочки — райские птицы. Терка и клещи – страхи. В финале все вместе держали огромную синюю ткань лапками так, чтобы по форме на птицу было похоже.

Послевкусие… — за нами роскошная молодёжь!!!- это очень важно понимать — нам всем повезло с ними, талантливыми, свободными и такими разными».

Письмо Vk. Артём Фантаев: «В последний день лаборатории дель арте Валя рассказала о том, что маски все похожи на тех или иных животных. Попросила приглядеться и угадать животное, а потом этими животными «походить». Первой была Людмила. И она была совой. Потом Илья Гинтер —  ленивец. Потом Дашка Иванова — обезьянка. На Даше Валя немного потопталась, и в итоге до обезьяны дошло, что надо стать немного человечнее, а потом ещё немного. Ну и я тоже попробовал».

Письмо Vk. Даша Иванова: «Самыми важными для меня были те моменты, когда мне удавалось полностью погрузиться в маску, пожить в ней, в эти моменты я не просто существовала в пластике, я открыла для себя некоторые «ключи» для более легкого погружения в персонажа, которого я играю».

Письмо Vk. Ирина Власова: «Я сначала заглянула в дель арте, получив удовольствие от того, с какой свободой и радостью дети пробовали походки и примеряли характеры разных персонажей (в тот момент Валентина хвалила мальчиков — что они преуспели в роли Госпожи даже более девочек, — да, это было очень смешно)

А потом сидела в спортзале: дети вместе с Михаилом Юрьевичем, сидя на полу в кругу, рефлексировали, говорили о личностных достижениях. М.Ю. пояснял смыслы некоторых упражнений и прочерчивал перспективы — как можно двигаться в предложенном направлении дальше. Атмосфера была очень хорошая, ОБЪЕДИНЯЮЩАЯ, добрая, в каком-то смысле релаксационная».

Письмо Vk. Зоя Хлопникова: «Я была у Михаила Быкова на предпоследнем занятии, и как раз видела часть этюдов – хокку. По- моему, ему самому кое-что понравилось, и было в точку. Итог работы был интересен и самим исполнителям и мне — зрителю. Может быть, стоило показать какие- то этюды на зрителя. Завершить работу лабораторий в зале, хотя при такой колоссальной нагрузке сделать это тяжело. В общем, мои девочки от его лаборатории в восторге».

Письмо Vk. Саша из «Птицы»: «Я была на лаборатории «Со-звучие». С самого начала мы должны были поймать хлопок, потом ходили в молекуле и представляли себя звуками. Потом в определенный момент мы должны были выбрать себе любой звук и найти себе человека, с которым вместе у нас красивое созвучие. Позже с помощью звуков и инструментов мы создавали целый этюд. Мы «подпевали» классическим произведениям, должны были вставить в это произведение слово «созвучие». Сначала было страшно сделать что-то не так, но потом разошлись, и получилось целое произведение».

А редакция в этот день организовала голубиную почту – день личных писем.

Из разговора с Еленой Колосовой: «Такар из Губахи — помощник, защита и опора. День личных писем – практически полностью его проект. Хотя… Первым идею закинул маленький Фёдор. Он задумчиво сидел в редакции и высказался: «Мне вот очень хочется, чтобы был почтовый ящик… Понимаете, вот просто очень хочется…». Клеили этот ящик в итоге все юноши, в том числе и интереснейший человек Илья Гинтер. Но весь регламент – система информации, задания, формы распечатки, хронометраж – это всё Такар».

Письмо facebook. Любмила Чистякова: «Письма по почте у нас получили немногие, а писали почти все. Наверняка они их теперь хранить и перечитывать будут».

Письмо Vk. Ирина Власова: «Замечательным моментом последнего дня стала почта. Полученные письма читали на вокзале, в свете фонарика, пока ждали посадки в поезд. Конечно, много радости доставили такие трогательные письма: «Рыжему мальчику и всем, всем… У вас что ни персонаж — то удивительная личность…», «Главному герою. Возможно, его зовут Ваня Проскурин… Жаль, что так и не смогли хорошо познакомиться. Буду рада увидеть тебя в следующем году!» (Приглашение приехать — в каждом письме), «Блин, как же мне понравился ваш спектакль!… Вы очень крутые!» В общем, добрая часть мальчиков обзавелась поклонницами, некоторые письма сплошь разрисованы сердечками».

А потом героическая Юлия Муравьёва собрала тех, кто выжил, для прощальной игры.

Письмо Vk. Ирина Власова: «Про нескучное подведение итогов со слов детей знаю, что там было своего рода продолжение вечера знакомств. Но если в первый вечер задания давались поначалу коллективам (например, представить другой коллектив по его названию), то в последний день в играх и заданиях дети перемешивались — по цвету волос, дням рождения и т.д».

Письмо Vk. Настя Незамутдинова: «Пролог развеивает страх, что дети стали иные. Там они такие же: живые, увлеченные, вдохновленные… Единственное о чем просили мои дети — это больше совместных мероприятий с другими коллективами. Им бы хотелось больше друг друга узнать и пообщаться, сплотиться. Типа того, что Юлия Петровна Муравьева делала в последний день».

Ну, а потом всё ясно – награждения, подарки, прощание.

Письмо facebook. Любмила Чистякова: «Началась церемония закрытия. Смешное слово – церемония никак не умещается в свободный формат фестиваля. Потому что не было никакой церемонии, не было торжественных речей, очень важных лиц и пафоса. Были усталые, но счастливые взрослые, импровизация и игра».

А знаете, наш дневник на этом не закончится, потому что на следующий день начались письма и разговоры. Послевкусие. Это же так важно. Так что будет оно и у нас в странном дневнике.

А.Б.

P.S.  вот мы соберём послевкусие через недельку и выложим…

Метки: 2017, Дневник

Послевкусие.Часть 1.

Страшно серьёзное размышление о смыслах фестиваля

Конечность и бесконечность фестивальной вселенной

Каждый год, задумываясь о том, каким будет следующий фестиваль, мы понимаем, что нужно вот это, и вот это, и вот это, и ещё вот это… И что всё это никак, ну никак, не укладывается в те жалкие 4-6 дней, которые могут подарить нам майские праздники.

Мы хотим, чтобы приезжали постоянные участники, без которых фестиваль немыслим. И хотим видеть новых, и новых, и ещё новых, без которых не будет свежести открытий и неожиданности восприятия.

Мы хотим разнообразия репертуара, жанров, режиссёрских и педагогических подходов. А ещё мы хотим прорыва, подлинной новизны, биения времени, мурашек открытия. И чтобы зритель после спектакля хотел проживать его снова и снова.

Мы хотим пронзительного и личностного прочтения классики и трепетных работ по современным, и, лучше всего, мало кому известным произведениям.

Мы хотим образовательную программу, в которой каждый найдет для себя новизну, интерес, пространство реализации. Мы хотим эксперимента, поиска, сквозных лабораторий, мастер-классов в которых собран опыт глубоких открытий, творческих встреч, раздвигающих горизонты мышления.

Мы хотим обсуждений каждого спектакля тремя, четырьмя, пятью разными способами для разных аудиторий. Мы хотим, чтобы каждый спектакль раскрылся как прекрасный цветок и заиграл всеми своими гранями, как драгоценный камень.

Мы хотим воздуха и свободного нераглементированного общения. Игр и импровизаций, музыкального релакса, неформальных интервью и посиделок в тишине.

И, наверное, всё это даже случается, если не в реальности, то в мечтах, фантазиях и воспоминаниях участников. Ведь для тех, кто проживает эту жизнь снова и снова – все предыдущие и последующие фестивали – одно большое событие «Пролог-Весна», и в этом большом событии всего вволю.

Ну, а в каждом конкретном фестивале часов ровно сколько-то, аудиторий ровно сколько-то, денег не более чем, и погода на улице какая есть. А всё равно часто кажется, что это многоголовое, многорукое и многоногое существо, которое дышит, шумит, замирает, несётся куда-то, что это существо — бесконечно. А сны? А разговоры в дороге? А письма потом-потом?

Чего-то не случилось, но об этом думали, говорили, значит, наверное, как-то иначе, но случилось? Или случится в следующий раз? Или не здесь, но там, где об этом будут больше всего мечтать?

Словом, трагическое противоречие романтизма между бесконечностью устремлений человеческого духа и ограниченностью физических тел, вероятно, не наш случай. По крайней мере, сейчас хочется думать именно так.

 

Право выбирать спектакли

А всё-таки не все спектакли, которые хотят попасть к нам на фестиваль, попадают на него, и не все спектакли, которые мы хотим взять, вписываются. И что, и кто определяет выбор, совсем не укладывается в формулу «решение экспертного совета».

Приходят заявки: одна, другая, третья, пятая, седьмая… И становится очевидно, что этот, например, фестиваль будет про понимание и воплощение трагического. А потом появляется два крошечных спектакля, где играют малыши. И это очень симпатичные спектакли. И, разумеется, комедийные. Их хочется взять, и они дадут воздух. Но что будут делать дети из этих коллективов всё время, когда они не играют? …

Или вот есть логика дня, и логика начал и концов. И мы пробуем услышать, нащупать, почувствовать эту логику. И от чего-то, что нам симпатично, отказываемся во имя этой логики. А что-то берём, чтобы логику проявить или выстроить контрасты. А потом оказывается, что в реальности фестивальных дней во всём этом проявляется совершенно иная, новая логика. Иногда очень трудная, требующая усилия от всего фестиваля. И всё равно это чудо.

Есть множество фестивалей, где участники имеют право становиться или не становиться зрителями чужих спектаклей, смотреть всё или что-то по выбору. Мы варварски ограничиваем права и свободы участников фестиваля «Пролог-Весна». У нас право выбора заканчивается в тот момент, когда заявка на участие в основной или образовательной программе принята. До этого мы старательно отговариваем новичков, объясняя им, что приняв решение погрузиться в фестивальную пучину, они будут обречены несколько суток с 9-ти до 9-ти участвовать во всех наших безумствах: смотреть все спектакли, обсуждать их, работать в лабораториях и на мастер-классах. Мы занудно выпытываем, читали ли они «Положение о фестивале», и если да, то зачем им это нужно, и готовы ли к этому дети и родители коллектива? Но если коллектив настаивает – всё, поздно спрашивать вслед за мольеровским Скапеном «кой чёрт занес нас на эти галеры»!?

Конечно, даже тех, кто на всё согласился, мы не можем заставить быть везде и всегда. Да мы к этому и не стремимся. Иногда нужно выспаться утром или прогуляться вечером. Иногда нужно поваляться на лавочке в коридоре днём. Просто переварить и отойти. Не всё так уж важно прожить младшим или старшим детям. Но это уже вопрос здоровой жизненной саморегулировки. В целом же мы, конечно, верим в то, что всем вместе нужно пережить всё, потому что наш фестиваль это «маленькая жизнь». Он так задуман – как погружение, как перенасыщенный бульон, как целостный опыт.

Можно посмотреть сотни приятных для тебя спектаклей, и так и не понять, что именно ты любишь и почему, чего ты не принимаешь осознанно, от чего и почему бессознательно бежишь, какие идеалы важно сохранить и от каких предрассудков отказаться, какие воззрения пересмотреть. Кого и чему можешь научить ты, и чему ты можешь научиться у других. Мы уверены, что только тогда, когда смотришь много разного, всё подряд, когда смотришь вещи контрастные, приятные и тревожные, близкие и далёкие, коридор сознания расширяется: мы начинаем лучше осознавать себя и мир, понимать свой путь в жизни и творчестве.

Не застревать в освоенном. Не превращать встречи с искусством в колыбель. Прорываться к новым и новым горизонтам. Встречаться с двойниками, альтер эго, тенями. Заходить на нехоженые заросшие тропки и пересекать залитые солнцем поляны – вот замысел нашего путешествия.

Обсуждалки – какие и зачем?

Обсуждения спектаклей в определённом смысле – кровеносные артерии фестиваля. Они соединяют все смыслы, все жизненные силы. Без «обсуждалок» наш фестиваль немыслим. Но нет года, чтобы мы не спорили о том, какими они должны быть друг с другом и с участниками.

Конечно, есть такие формы обсуждений, про которые мы точно знаем, что мы их НЕ хотим, и что делать так на своём фестивале НЕ будем. И все, кто был у нас хоть раз, прекрасно понимают, что никогда у нас взрослые тёти и дяди не будут объяснять на обсуждении юным участникам, ЧТО и КАК они должны ПРАВИЛЬНО понимать в спектакле. Так уж мы устроены, что не способны поверить в обладание единственно верной истиной о спектакле даже самыми-самыми умными и опытными суперпрофессионалами. И в то же время мы уверены, что в каждом зрителе отражается какая-то очень важная грань спектакля, о которой, может быть, даже и не думали его создатели. Именно поэтому мы не очень любим и другой формы обсуждений – когда зрители спрашивают у создателей: «А что это Вы тут хотели сказать?» Да мало ли что хотели? Важно-то, что сказали, и как были услышаны.

Конечно, бывает, что после того, как зрители выскажутся, мы просим их повернуться лицом из круга к актёрам, которые сидят в это время сзади, и договорить друг с другом о том, что показалось недоговоренным. А бывает и так, что актёры сидят в кругу и наравне со зрителями отвечают на вопросы ведущего о своих чувствах и ощущениях по поводу спектакля. Но это не тоже самое, что поиск ответов о случившемся художественном образе в пояснениях его создателей.

А вот дальше начинаются бесконечные варианты того, как это будет, как может быть в этом или другом году. Ещё несколько лет назад в стране нашлось бы едва ли три-четыре профессиональных театроведа, которые признали бы правомерность безоценочного обсуждения, обсуждения через «шапку вопросов», через погружение в контекст или творческие игры. И пусть среди них была удивительная, прекрасная, мудрейшая, и может быть, одна из самых уважаемых критиков в стране Татьяна Николаевна Тихоновец, это не делало погоды. Сегодня вдруг выяснилось, что сам театроведческий цех признал – профессия в кризисе. Не очень ясно, кому, где и зачем нужна профессия критика. Режиссёры доверяют всё меньшему и меньшему кругу театральных критиков. Критикам негде публиковать серьёзные аналитические тексты. Зрители редко способны переварить в печатных изданиях что-то кроме скандала или рекламы. Речь зашла даже о реформе театроведческих факультетов и программ образования. Всё чаще собираются круглые столы, обсуждающие проблемы современной театральной критики. И многие сходятся в размышлениях о том, что театральным критикам нужно учиться работать со зрителями, а с режиссёрами общаться с новых позиций, например, в качестве партнёров при выпуске спектаклей. А когда речь идёт об анализе спектакля, то тут театроведу нередко предлагается отказаться от роли критика в пользу позиции культуролога, антрополога, философа. Этот поворот подтолкнуло само время, но осознание этого поворота не могло бы произойти без усилий художественного руководителя Центра им. Мейерхольда Елены Ковальской, без конкурса для юных театроведов, организованных деканом Петербургского театрального института Евгений Тропп, без развития программы «Театральный класс» в рамках программы «Большие гастроли», развиваемой Евгенией Шерменёвой и Ольгой Андрейкиной. Можно назвать ещё несколько фамилий и проектов. Главное – вызовы времени – это само собой, а осознанные усилия конкретных людей – это то, о чём важно знать и помнить.

Ничто не уходит и не приходит мгновенно. И качественное театроведческое обсуждение ещё долго будет необходимо режиссёрам и руководителям. Однако всё чаще и взрослым, а не только юным, важно понять, как услышали их зрители. И значит, нужно учиться техникам адекватной обратной связи. И всё чаще профессионалы начинают понимать, что слово – не единственный способ выразить понимание. Иногда цвет, жест, звук бывают гораздо точнее.

Если бы Центр Творчества на Вадковском мог открыть для нас своё четвёртое и пятое измерение, и если бы в каждый момент фестиваля у нас было человек 7 опытных ведущих, мы бы предлагали после каждого спектакля множество способов обсуждения на выбор для камерных групп. Безоценочное интервью, «шапку вопросов», контекстное обсуждение, блиц-интервью, обуждение-рисование, обсуждение через творческую импровизацию, и профессиональный разговор с театральными критиками и педагогами. Был такой фестиваль, где мы поставили себе основной задачей – хотя бы раз показать все возможные способы разговора. И участники ждали каждого обсуждения, как фокуса, как сюрприза: «Ну, что тут будет на сей раз»? Но скучали по возможности спокойно поговорить о каждом спектакле в кругу. А в прошлом году мы взяли всего 4 работы, зато вокруг каждой из них организовали и занятие-настройку, и обсуждение, и тренинг по мотивам спектакля, и по возможности встречу с автором литературного первоисточника. И было ощущение удовлетворения от прожитости каждой встречи. Но все жалели о том, что мало спектаклей, и что москвичи не могли показать своих работ. Выбор неизбежен. И выбирая в тот или иной год что-то одно, мы отказываемся от чего-то иного.

Иногда те, кто встретился с различными формами разговоров о спектакле впервые, воспринимают их как что-то чуждое театру. Не видят, как отражаются в таких обсуждениях художественные формы и режиссёрские концепции. Всем нам свойственно цепляться за знакомое, и отторгать непривычное. Но, как известно, новое бывает таковым только при первой встрече. Потом новое становится знакомым, потом привычным, и, наконец, понятным.

А бывает, что люди, которым педагогика ближе театра, пугаются разговоров о чувствах, которые вызывает спектакль. И им скорее, скорее хочется услышать от участников какие-то правильные слова о смысле и нравственных выводах. Только ведь в искусстве содержание воплощается через форму, она и есть – смысл. А форма чувственна, и она говорит с нами, прежде всего, через чувства. А правильные слова и нравственные выводы для каждого зрителя свои. И это очень-очень важно.

Очень и очень печально, когда искусство становится только лишь поводом для разговора о нашей личной жизни и наших повседневных проблемах. Конечно, искусство помогает нам задуматься и об этом. Но фокус в том, что искусство помогает нам увидеть свою историю в контексте мифа, в зеркалах культуры и эстетической традиции. И тогда вдруг мы узнаём о себе и о мире что-то такое, что не имеет отношения к быту, мелочным счётам, утилитарной пользе и штампованным суждениям, что-то такое, что открывает нам возможность красоты и глубины, может быть, слияния с Космосом.

К сожалению, не очень талантливый театроведческий разбор, как и не очень талантливый урок литературы нередко закрывают возможность такого взгляда и такого слияния. Потому мы и ищем формы обсуждения, в которых от актуализации своих чувств мы можем прийти к запечатлению своих размышлений через выразительные средства других искусств – архитектуры, музыки, поэзии и т.д. И этот поиск бесконечен и бесконечно интересен.

Лаборатории, мастер-классы, встречи – тайны фестивального общения

Лаборатория – это такое пространство, где идёт длительный эксперимент. Кипят жидкости в ретортах, конденсируются испарения, и никто не знает, случится ли в конце концов чудо: превратится ли ртуть в золото, и откроет ли свой секрет философский камень. Лаборатория – место для терпеливых, преданных идее, бесстрашных. Войти в Лабораторию на миг, чтобы сказать: «Ну ясно, алхимия, шаманство», — или: «Неземная красота» — разумеется, может каждый. Но для того чтобы узнать, как проявляют себя Дух и Материя при длительном и разнообразном взаимодействии, нужно пройти путь посвящения. От простого и понятного подняться по лестнице познания к тайному, сокрытому. Как случилось, что незнакомые и не музыкальные люди превратились в мировой оркестрик? Как люди, ни разу не бравшие в руки театральную куклу, за три дня открыли путь к душам вещей? Как сложились театральные хокку, где нет слов, и движение передаёт интенцию текста, не иллюстрируя его? Как, одев немыслимые разностильные маски, люди, не говорящие на языке педагога, за три дня добрались в себе самих до корней старинного, даже древнего театра? Как родилось из вишнёвой косточки Мировое древо, связавшее лианами смыслов несопоставимые фестивальные спектакли? Словами этого понятно не расскажут даже те, кто это пережил. Это ОПЫТ, не больше и не меньше. И те, кому он необходим, найдут способ договориться со временем и пространством, чтобы он состоялся. Но кому-то рано, и просто не нужно. Тактичные любопытствующие зайдут тихими гостями, полюбоваться со стороны. Но вторгаться не стоит. Неуместным вопросом, неловким движением можно разрушить процесс и таинство.

Иное дело мастер-класс! Тут есть один Мастер и все – ученики. Мастер что-то умеет, знает, понимает – он владеет каким-то искусством, и готов передать его другим в концентрированной форме. Прилежный ученик прийдёт и возьмёт готовое. Мастер будет рад, что сумел подарить, и ученик будет рад подарку.

Всем нам нередко хочется, чтобы на фестивале случались какие-то волшебные моменты «свободного» общения. Но никто точно не знает, что это такое. Вот кофе-пауза. Чем не? Маловато времени? Каждый слишком озабочен поиском нужной печеньки? Необходим акт какого-то коллективного творческого усилия, чтобы кофе-паузы превратились из суетного поиска хлеба насущного в философский пир. Кто готов поколдовать?

А творческие встречи? Кто сказал, что тут нужно усаживаться рядом со старыми знакомыми, а не перемешиваться с новыми друзьями? Кто сказал, что нельзя задавать вопросы не только герою встречи, но и друг другу? И кто сказал, что тут не место для вопросов, которые накопились за предыдущую фестивальную и прочую жизнь? Конечно, здесь мы все и всегда находимся на территории искусства, и нужно найти интересную и уместную форму вопроса. Но ведь это тоже увлекательная игра. Актёр, режиссёр, писатель, антрополог приходят на Встречу. Им неизвестно и любопытно – кто сидит там, напротив, на полу хореографического класса. И герой встречи ждёт, как эти таинственные люди проявятся. Тут нет лукавого ведущего «обсуждалок», который мягко, но уверенно задаёт структуру разговора, организуя пространство свободы чувств и мыслей. Тут структура зависит от тех, кто сидит друг напротив друга. Это поле, где можно учиться увлекать многих своей игрой, бережно перекидывать мячик инициативы.

А музыкальные гостиные? Тут царит структура музыкальной импровизации. Язык – музыка. Но кто сказал, что он менее интересен для общения, чем слова?

Ну, а то, что не успело сказаться на «обсуждалках», в лабораториях и на местер-классах, в гостиных и на нецеремонных церемониях, пусть копится. Есть потом-потом: письма в facebook и группы vk, звонки в Skype и ожидание новой встречи. Если всё договорить, всем насладиться сполна, вычерпать до дна колодец общения, откуда взять энергию движения навстречу друг другу?

PS. Ну а дальше в дневнике будет часть вторая – лирическая. И снова цитатная.

Метки: 2017, Дневник